Я всегда завидовал людям, которые способны вызывать жалость, а потом хладнокровно утилизовывать её. (500) От отца я заимствовал русскую технологию придуривания, прибеднения. У него это было "искусством для искусства", у меня же более серьёзно и переходило в юродство. Пожалуй, и в центр идеи любви была поставлена идея жалости. Меня пожалеют, скажут: "Бедный Одиноков, мне тебя жалко", - и по головке погладят. И вообще "возьмут с собой". Но никогда это мне не удавалось. И я перестал - осталось рудиментарное прибеднение, как нечто ненужное, внутренне неоправданное, то есть атавизм. Я прибедняюсь по инерции и машинально. Но это и у всех русских:
- Прошу к столу.
Русский подскакивает:
- Что вы, что вы! я сыт!
- Нет, давайте, давайте.
- Ну разве за компанию посидеть, хи-хи.
- Ну, а раз сели - надо есть.
- Нет, вы ешьте, ешьте, а я так, вот в уголке сушечку погрызу.
- Не-ет, давайте борщ, потом второе... А вот и компотик.
- Что вы, я сыт, наелся до отвала у вас, из-за стола не встану.
- Ну-у, компот-то надо: свежий, вкусный.
- Мне? Компот?! Нет! Он же хороший!!! И т.д.
Почему же у меня ничего не получалось? Ведь я действительно, в общем-то, жалок, унижен. Пожалуй, тут две причины. Во-первых, я относился к прибеднению слишком всерьёз, а во-вторых, слишком легкомысленно, идеально. Сначала всё получалось отлично. Кто-нибудь жалел меня, думал: ну вот Одиноков, какой несчастный и хороший человек. Надо ему помочь. Вот у меня рубашка старая. Она хорошая, но не модная уже, я в ней дома хотел ходить, а так она не очень мне нужна. Вот я ему отнесу её - пусть носит. Надо же поддержать человека, порадовать. И несёт эту рубаху, сияет весь:
- Я рубаху тебе подарить хочу!
- Что? А-а, ну кинь её в угол, вон где тряпки лежат.
А когда потрясённый альтруист уходит уже, до меня вдруг в прихожей "доходит", но слабо, на 1/100:
- Да, вы это, значит, рубаху принесли. Ну что ж, это хорошо, вещь полезная.
Ну и все руки опускали. У меня психология короля в изгнании. (507)
<-- НАЗАД ПО ТЕКСТУ ВПЕРЁД -->