Розанов писал:
"Смерть - так же метафизична, как зачатие. Это - другой полюс мира, чёрный, противолежащий белому полюсу - обрезанию. Евреи отвратительно хоронят своих мертвецов, бросая их в землю и с ужасом убегая; о смерти, как "таинстве", - ничего в Библии; "смерть" в Слове Божием - только наказание. Христианство "смерть" преобразовало в гроб ... Как "Гроб" есть преобразование смерти "в поэзию", так монастырь есть преобразование "гроба" в целую цивилизацию - поэтически-грустную, меланхолически возвышенную. Смерть - секунда, удар; гроб - уже сутки и даже трое суток, наконец, сорокоуст молитв и "воспоминаний"; монастырь уже обнимает всю жизнь. Таким образом, "секунда ужаса", метафизическая, какую не перенести человеку - как бы размазалась кисточкой на пространство годов, жизни".Но вообще арийская культура и до христианства занималась "разма-зыванием смерти". Разве "Федон" не есть такое "размазывание" смерти Сократа? Розанов и писал далее, что любовь к смерти вызвала любовь к потустороннему, любовь к идеализму, миру "фантомов", теней. Конечно, христианство здесь лишь зафиксировало тенденцию гораздо более древнюю.
Мысль еврея скользит, ищет спасительной зацепки в трещинах расстрельной стены. (861) Он распластывается, стелется по стене, целует её, вдыхает запах влажных багровых кирпичей. Ариец вместо стены видит окно. Куильти под дулом набоковского пистолета шметтерлинком ускользает от смерти, не может её осознать. Он слеп, не видит, не может увидеть смерть. Русский не может увидеть жизнь. У него самовар погас, а он говорит о гибели вселенной (Федька Каторжный в "Бесах"). Это тоже неспособность к философии. Полное отсутствие введений. Одна суть. Всё превращается в философию, и, следовательно, всё рассыпается в ничто. Всё начинается у русских не с введения, а, хе-хе, с заключения.
<-- НАЗАД ПО ТЕКСТУ ВПЕРЁД -->