170


Примечание к №152
Доброта отца сочеталась с какой-то органической неспособностью проникнуть в чужой мир, понять его.

Когда мне было три годика, он рассказывал "в лицах" "Семеро козлят". Волк у него рычал, а коза тонюсенько блеяла: "Отопритеся, отворитеся, ваша мама пришла, молочка принесла". И я плакал. Ещё когда волк рычал, губа заворачивалась у меня за ухо, а потом, точно в начале блеяния, я начинал плакать. Отец, довольный своим актёрским талантом, говорил: "Что, жалко козлятушек?" А потом всем меня показывал, и я автоматически, на известном, заранее предсказанном месте, плакал. Меня даже сняли "в процессе" и получилось 6 карточек, запечатлевших все стадии, от расширения зрачков до их полного исчезновения в слезоточивом жмурении и растирании кулаками.

А плакал я совсем не из-за козликов, а мне папу жалко было. Когда он говорил жалобно, то казалось, что плачет. Я за него перепугивался и плакал тоже.


<-- НАЗАД ПО ТЕКСТУ ВПЕРЁД -->

К ОГЛАВЛЕНИЮ РАЗДЕЛА