Мое место занято. Я Голядкин. И Голядкин занят. Даже Голядкина украли. Голядкин это Осип Эмильевич Мандельштам. Надежда Яковлевна написала:
"Мандельштам в "Египетской марке" ясно сказал, что наш единственный предок - Голядкин. Этот предок был мне гораздо более понятен, чем дед и его рижский брат, а тем более, чем курляндский часовщик и киевский врач".Где я? Люди, где вы? Леонид Андреев писал ещё за полтора месяца до Октября:
"Мне страшно. Как слепой, мечусь я в темноте и ищу Россию. Где моя Россия? Мне страшно: Я не могу жить без России. Отдайте мне Россию! Я на коленях молю вас, укравших Россию: отдайте мне мою Россию, верните, верните."Поздно спохватились, милейший. Но тут зацепка-с. Циклопер открывает эту книгу и карандашиком начинает на полях отмечать: чирк-чирк. А тут №897. И он его читает. "Вы и убили, Родион Романыч". Сломается тут карандашик-то. Разорвётся хобот русским нагло ухмыляющимся ничем. А хобот это, между прочим, самое нежное место. Страшное слово "ничего" для русского имеет ласковый, бытовой оттенок. "Как дела?" - "Ничего". Даже просторечно: "ничаво".
Только не сломается карандашик, не остановится.
<-- НАЗАД ПО ТЕКСТУ ВПЕРЁД -->