СЕРГЕЙ ВОЛКОВ. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ СЛОЙ В СОВЕТСКОМ ОБЩЕСТВЕ

---

ГЛАВА 3.
Формирование советского образованного слоя и его состав.

2. Политика советского режима
в сфере формирования советской интеллигенции.

Поскольку создание советского интеллектуального слоя происходило под знаком борьбы за "социальную однородность общества", коммунистический режим целенаправленно формировал совершенно определенный социальный состав его, придавая этому огромное, часто самодовлеющее значение. В идеале (впредь до исчезновения этого слоя как такового) желательно было иметь его полностью "рабоче-крестьянским" - так, чтобы каждое новое поколение интеллигенции было бы интеллигенцией "в первом поколении". Но более реальной была задача, по крайней мере, не допустить, чтобы процент выходцев из интеллигенции в новом поколении образованного слоя превышал долю этого слоя в населении страны. Практически вся история его в СССР есть история борьбы советской власти за максимальное увеличение в его составе доли "интеллигенции в первом поколении". Задача регулирования социального состава образованного слоя осуществлялась по нескольким направлениям: во-первых, непосредственное регулирование социального состава студентов - система прямых ограничений для одних и льгот для других категорий абитуриентов в зависимости от происхождения, во-вторых, создание специальных учебных заведений для подготовки к поступлению "социально-близких" власти лиц, в-третьих, система льгот и преимуществ, не связанная непосредственно с социальным происхождением, но содействующая поступлению "ценных" в социальном отношении элементов, в-четвертых, внедрение в состав образованного слоя (путем назначения на соответствующие должности) тех же элементов без получения нормативного образования.

Прямое регулирование социального состава учащихся с предоставлением льгот "рабоче-крестьянскому молодняку" и ограничением права на образование выходцам из образованного слоя было основой социальной политики советской власти и проводилось с первых месяцев ее существования. Уже 2.08.1918 г. был принят "Декрет о правилах приема в высшие учебные заведения", предоставлявший права поступления в вузы лицам любого уровня образования или даже вовсе без образования, и под лозунгом "завоевания высшей школы" началось массовое зачисление туда "рабочих от станка". В одной из советских книг с гордостью комментируется такой типичный случай: "Пользуясь декретом о приеме в вузы, студенты-коммунисты выступили с инициативой, которую поддержал Замоскворецкий райком партии, привлечь рабочих фабрик и заводов к учебе в коммерческом институте. Рабочие живо откликнулись на призыв коммунистов: около тысячи молодых рабочих записались студентами и получили курсовые билеты". Напутствуя их, представитель райкома заявил: "У нас внутри есть враг - это интеллигенция, специалисты. Рабочий, который способен понимать доклады на митингах, в десять раз лучше любого гимназиста поймет лекции профессора. Для чего существует тогда профессор, если он не может быть понятым?" (85).Такая практика продолжалась все 20-30-е годы. Что бы ни представляли собой в смысле качества подобные "специалисты", большевиков они вполне устраивали хотя бы потому, что создавали им социальную опору среди интеллигенции, а вся созидательная деятельность все равно лежала на плечах настоящих - старых специалистов, подвергавшихся при этом всем возможным унижениям.

В 1921 г., когда число желающих поступить в вузы стало значительно превышать число мест, некоторыми деятелями народного просвещения был выдвинут лозунг: "Наука - только для коммунистов". На ректорском совещании в Главпрофобре в мае 1921 г. предложения некоторые ректоров подойти к приему студентов только с учебной точки зрения были категорически отвергнуты. Тогда же был установлен "классовый принцип" приема в вузы с целью резкого ограничения доли детей интеллигенции среди студентов. Общих данных о приеме 1921 г. нет, но именно тогда в вузы Москвы и Петрограда впервые было принято значительное количество рабочих. Наиболее последовательно в масштабе всей страны "классовые приемы" проводились с 1922 г. (86) На студенчество была распространена практика "чисток". Так называемая "академическая чистка" 1924 г. носила ярко выраженный классовый характер и, как писали советские авторы, "острие ее было направлено против менее ценной в классовом отношении категории учащихся" (87). В конце 1923/24 учебного года в ходе проверки вузов было исключено около 18 тыс. студентов из "социально-политически-чуждых элементов" и неуспевающих, при этом на рабочих и их детей приходился минимальный процент отчисленных. Последним создавались особо льготные условия учебы: если студенчество в целом было обеспечено в 1926/27 учебного года на 42,5%, то его рабоче-крестьянская часть - на 60,8% (88).

Для содействия поступлению в вузы малограмотной части населения стали использоваться различные методы "командировок", "направлений" по путевкам различных организаций и т.п. В составе принятых по этим основаниям абсолютное большинство составляли лица рабоче-крестьянского происхождения, а также молодая часть советской номенклатуры. В 1922 г. 80% принятых прибыли по путевкам партийных и профсоюзных комитетов (что характеризуется советского авторами как "прорыв фронта старого студенчества"), в 1923 г. по путевкам принято 53% студентов (в т.ч. рабочих, крестьян и их детей в этой категории 40%) (89).

Выходцам из образованного слоя был законодательно закрыт доступ не только в высшие учебные заведения, но и в среднюю школу II ступени, чтобы они не могли пополнять ряды даже низших групп интеллигенции. Лишь в порядке исключения для детей особо доверенных специалистов выделялось несколько процентов плана приема как представителям "трудовой интеллигенции". В 1925 г. из 18 тыс. мест на 1-м курсе 8 тыс. отводилось "рабфаковцам", а остальные распределялись следующим образом: 15% - ЦК ВКП(б), 15 - ЦК РЛКСМ, 15 - ВЦСПС, 15 - для "демобилизованных и инвалидов", 25 - для особо талантливой молодежи из школ II ступени, техникумов и совпартшкол, 5 - союзным республикам в порядке обмена и 10% - для "трудовой интеллигенции" (90).

Особенно усилился "классовый подход" в конце 20-х годов, одновременно с известными политическими процессами над интеллигенцией - именно тогда, когда численность студентов возросла особенно резко. Июльский пленум ЦК 1928 г. потребовал проведения дополнительных мероприятий, чтобы рабочие составляли не менее 65% всего приема во втузы (91). В том же 1928 г. было решено направить в вузы "парттысячу" (прием 1929 г.), а затем - еще одну. В составе первой "тысячи" рабочих было 66,9%, крестьян - 4,9%, служащих - 28,2%, второй - 78,6, 2,1 и 19,3 соответственно (из направленных по разверстке ЦК по Москве и области 1400 чел. рабочих было в 1929 г. 67,4%, в 1930 г. - 83,6%) (92). Вступительные экзамены в вузах были введены только постановлением 19 сентября 1932 г.

Такая ситуация заставляла многих представителей интеллектуального слоя, а тем более их детей (множество таких детей к тому же осталось без родителей в годы гражданской войны и террора) поневоле становиться рабочими или скрывать свое происхождение, чтобы получить возможность заниматься умственным трудом. (Вузовская статистика учитывала в одной социальной группе "рабочих и детей рабочих", причем о соотношении между ними можно судить по тому, что, например, в 1925 г. "рабочих" было принято в вузы 45,3%, а "детей рабочих" - 8,5%, в 1927 г. - 46,7 и 8,5 соответственно (93).) По некоторые данным, в 1926-1929 гг. рабочие пополнялись из служащих на 6,9%, среди студентов-заочников и вечерников рабочих из служащих было 23% (94), однако надо думать, что процент бывших интеллигентов среди рабочих был в целом несколько выше, т.к. наиболее массовый характер такие перемещения имели место не в эти годы, а во время и сразу после гражданской войны. Власти, кстати, отдавали себе отчет в наличии этого явления и проводили целые кампании по выявлению среди рабочих нежелательных для себя элементов - бывших офицеров, чиновников, купцов и т.д.

Формально "классовый принцип" был отменен только в середине 30-х годов, когда выросло число потенциальных абитуриентов "из интеллигенции" за счет детей тех, кто сам в первые послереволюционные годы поступал в вуз по разряду "пролетариев" и "выдвиженцев". Такие лица составляли уже новую группу, отношение режима к которой было более терпимым: считалось, что "потомственная советская интеллигенция" - дети тех, кто получил образование и вошел в состав интеллектуального слоя благодаря установленному революцией режиму, - более лояльна, и нет необходимости столь жестко ее ограничивать в правах. Однако для рабочих и крестьян по-прежнему сохранялось предпочтение.

Однако с точки зрения идеологии режима положение, при котором степень самовоспроизводства интеллигенции поднималась хотя бы и за счет советской интеллигенции, было нетерпимо в принципе. И в 50-х годах, когда такая тенденция начала было проявляться, была сделана попытка вернуться к практике 20-х годов. В 1958 г. было принято положение о преимущественном зачислении в вузы так называемых "производственников" или "стажников" - лиц, проработавших на производстве не менее 2-х лет, действовавшее весь период хрущевского правления. Практически дело было поставлено таким образом, что "стажники" зачислялись по мере подачи заявления, экзамены для них были формальностью, поскольку их доля в плане приема должна была составлять до 80%. Реально из принятых на дневные отделения "стажники" составляли:

Это, однако, вызвало столь катастрофическое падение уровня подготовки специалистов, что власти были вынуждены отказаться от столь быстрого прорыва к "стиранию граней между физическим и умственным трудом", и в 1965 г. этот принцип был отменен. Но и после этого "стаж" наряду с другими льготами оказывал заметное влияние на вероятность поступления (см. табл. 54). "Стажников", правда, стало заметно меньше, доля в приеме их и абитуриентов, направленных по путевкам предприятий, снизилась почти в 3 раза (95):

В конце 70-х годов доля "стажников" оставалась невелика, подавляющее большинство студентов поступало после школы, причем в ходе учебы их отсеивалось значительно меньше, чем "стажников". Доля "школьников" среди студентов по исследованию 1976-1978 гг. составила примерно 80% (см. табл. 50). Причем к "стажникам" были приравнены демобилизованные солдаты срочной службы (формально относимые к "служащим"), которых в составе этой категории абитуриентов (как и соответственно в числе учащихся подготовительных отделений, о чем см. ниже) становилось все больше и больше, так что к концу 70-х годов они стали составляли большинство "стажников" (см. табл. 51) (96). Вместе со снижением доли "стажников" "рабочие, крестьяне и их дети" также поуменьшили свое представительство, поскольку прием на принципах успеваемости означал бы существенное изменение состава студентов (см. табл. 52) (97). В составе "стажников" же преобладали выходцы из рабочих и крестьян. Например, в 1968 г. среди принятых "стажников" вузов Костромы они составляли 68% (38,5 из рабочих и 29,5 из крестьян ), по Москве - 50,7% (см. табл. 53). Весьма характерно, что советские авторы всегда подчеркивали, что "стажникам" оказывается предпочтение не потому, что они имеют трудовой стаж, а именно потому, что среди них преобладают дети рабочих и колхозников, а 2/3 являются таковыми по своему социальному положению: "Поэтому при отборе молодежи в вузы нельзя придерживаться лишь "арифметики", проходного балла. Государство, проявляя заботу об источниках формирования интеллигенции из всех социальных групп населения, ведет работу по совершенствованию правил приема в вузы и при этом исходит из необходимости проведения в жизнь социального принципа отбора в вузы" (98).

Поэтому и во все последующие годы - вплоть до последних лет существования коммунистического режима - сохранялась система негласных преимуществ по признаку социального происхождения "из рабочих и крестьян" и вполне гласных и очень весомых преимуществ "производственникам", для которых существовал отдельный конкурс на заранее выделенное число мест с несравненно более низким проходным баллом (за исключением ряда самых престижных вузов им практически было вполне достаточно сдать на "тройки"). Эта практика поддерживалась идеологически в печати, публицистике и научной литературе (излюбленным сюжетом социологических исследований было изучение социального состава студентов как фактора "становления социальной однородности советского общества"): "Соответствие между удельным весом различных социальных групп, пополняющих ряды интеллигенции и социальной структурой общества не устанавливается стихийно. Проблема регулирования социального состава пополнения интеллигенции не исчезает после победы социализма и вступления общества в этап развитого социализма... Очевидно, что при таких бурных темпах количественного роста интеллигенции, ослабление внимания к регулированию социального состава пополнения интеллигенции создавало простор для действия ряда стихийных факторов, которые неизбежно нарушали сложившееся соответствие между удельным весом различных социальных групп, пополняющих ряды интеллигенции и социальной структурой общества" (99). Обычно констатировалось, что "в зрелом социалистическом обществе социальная политика в области высшего и среднего специального образования направлена на то, чтобы среди студентов удельный вес выходцев из рабочих семей приблизительно соответствовал удельному весу рабочего класса в социальной структуре общества. Поэтому в целях усиления притока детей рабочих в вузах осуществляется социальное регулирование социального состава студенчества" (100).

При выработке правил приема в вузы решающее значение всегда имели идеологические соображения. Советские философы констатировали, что такой громадный рост (с 3 млн. лиц умственного труда в 1926 г. до около 36 в 1976 г.) был бы в принципе невозможен за счет "самовоспроизводства" интеллигенции, но достижение "социального равенства" в сфере образования находили "связанным с преодолением известного противоречия", которое состояло в том, что "социалистическое общество заинтересовано, чтобы в вузы отбирались наиболее подготовленные и способные молодые люди. В то же время при отборе поступающих только по знаниям фактическим преимуществом бы пользовались выходцы из среды интеллигенции". Однако в эти годы даже им приходилось признавать, что разрешить это противоречие путем возвращения к системе классового отбора невозможно, и что меры 1958 г. также себя не оправдали как приведшие к снижению уровня знаний поступающих (101). Речь шла даже о "необходимости всемерного улучшения конкурсного отбора в вузы и о регулировании социального состава студенчества преимущественно педагогическими мерами" (главным образом помощи ряду категорий абитуриентов по восполнению пробелов в знаниях) (102). Для оправдания же "остатков неравенства" был придуман следующий остроумный довод: "Принимая сегодня в вузы наиболее подготовленных (эта "крамола" требовала "оправдания" - С.В.), общество стремится обеспечить ускоренное развитие производительных сил, науки и культуры, а тем самым и дальнейшее продвижение по пути "выравнивания шансов". Использование остатков социального неравенства в качестве рычага для движения к социальному равенству - такова общая диалектическая закономерность развития социализма" (103). 11 ноября 1981 г. при Минвузе был создан "Научно-методический совет по формированию контингента студентов высших учебных заведений" (104), включивший в свой состав этих деятелей, которые смогли найти там достойное применение своим идеям.

В дальнейшем, правда, когда с середины 80-х все более модной стала идея "профессиональной ориентированности" те же люди ратовали за "повсеместное внедрение состязательности" и благожелательно писали о том, что "принцип конкурсного отбора в вуз отнюдь не поколеблен", напротив, "отступление от него, зачисление в вузы вне конкурса или на льготных условиях все более воспринимается как нечто архаическое, отрицательно сказывающееся на качестве подготовки специалистов" (105). Но предложения, прямо способствующие воспроизводству интеллигенции из своей среды встречали отпор: "Некоторые специалисты в области профессиональной ориентации предлагают увеличить процент приема в институт детей медицинских работников даже с более низким проходным баллом... Это предложение представляется наивным: отнюдь не всегда семейная атмосфера формирует призвание и необходимые личностные качества" (106). К середине 80-х годов тон высказываний вообще стал более осторожным, и один из ведущих специалистов по "улучшению социального состава студентов "писал уже, что считать неравенство при поступления в вузы из-за различия в культурном уровне семей "односторонне", ибо полное равенство возможно только при коммунизме и переносить его требования на социализм нельзя, "в реальных ситуациях не только при наборе в вузы, но и при выдвижении кандидатов на более высокие должности, например, приходится (!) исходить из фактической готовности человека к осуществлению тех или иных функций" (107).

Если посмотреть на эволюцию правил приема до середины 80-х годов, то станет ясно, что они всемерно способствовали увеличению внеконкурсного приема и постоянно расширяли как раз права лиц, имеющих худшую по сравнению с обычными выпускниками школ подготовку. Круг лиц, принимаемых в обход общих экзаменов, постоянно расширялся по трем направлениям: прием без экзаменов, прием вне конкурса и льготы при конкурсе.

С точки зрения социального состава студентов существенное значение имело то, что к школьным медалистам (очень редкая категория) были приравнены выпускники ПТУ и техникумов, имеющие диплом с отличием (категория гораздо более распространенная). Не говоря уже о том, что получить диплом с отличием в этих заведениях было много легче, контингент учащихся этих заведений отличался, естественно, весьма заметно. К лицам, принимаемым вовсе без экзаменов, еще до 1983 г. были причислены медалисты и окончившие с отличием ПТУ и техникумы при поступлении на дефицитные специальности. Результаты этого не замедлили сказаться. В частности, в Днепропетровском металлургическом институте на специальность "металлургия черных металлов" при плане 150 человек в 1977-1979 гг. после первого экзамена на "отлично" поступало 4-12 выпускников техникумов, имеющих диплом с отличием, а в 1980-1982 гг. без экзаменов их поступало 40-70 человек, на другие специальности - по 10-45 человек или 30-45% всего приема (в большинстве это выпускники техникумов с дипломами с отличием) (108). С 1986 г. без экзаменов стали также приниматься учителя со средним специальным образованием и одним годом стажа по направлениям и "без отрыва от производства". Кроме того, выпускники техникумов, имеющие диплом с отличием, с 1983 г. принимались после сдачи на "отлично" первого экзамена, а имеющие средний балл аттестата 4,5 - при 9 баллах по результату двух экзаменов. С 1986 г. на некоторые специальности стали приниматься лица с аттестатами без "троек", получившие 9 баллов по результатам двух экзаменов, а на остродефицитные - все лица, получившие на них 8 баллов (109).

Вне конкурса зачислялись: 1982 г. - демобилизованные солдаты по направлениям воинских частей (отличники боевой и политической подготовки); 1983 г. - авторы изобретений; окончившие ПТУ с отличием на родственные специальности без отрыва от производства; выпускники педучилищ на педагогические специальности по рекомендации отделов народного образования; работники сельского хозяйства по рекомендации колхозов (110); 1984 г. - "стажники", поступающие по направлениям на родственные специальности; окончившие ПТУ с отличием, проработавшие установленный срок (2 года) и поступающие при этом на родственные специальности (в т.ч. и на дневные отделения) (111); 1985 г. - демобилизованные солдаты с установленными льготами (во все вузы); все демобилизованные солдаты с направлениями воинских частей, поступающие на инженерно-технические, сельскохозяйственные, педагогические, медицинские и юридические специальности; все лица по направлениям предприятий со стажем 2 года "без отрыва от производства"; окончившие ПТУ и техникумы с отличием или отработавшие установленный срок (на соответствующие специальности, кроме здравоохранения и искусства); все выпускники ПТУ и техникумов, направленные предприятиями без отрыва от производства; все лица по рекомендации педсоветов (в педвузы); лица со средним специальным образованием и стажем работы 3 года и младший медицинский персонал без среднего специального образования со стажем 2 года (в медицинские вузы) (112); сироты (выпускники детдомов и интернатов) при сроке обучения не менее 2-х лет (инструктивное письмо от 11.05.85) (113).

Что касается льгот по конкурсу, то в 1983 г. (правила от 31.01.1983) окончившие ПТУ с отличием и включенные в 10% выпуска, получили право участвовать в конкурсе вместе со "стажниками" (114). В следующем году (правила от 23.01.1984) к "стажникам" помимо "10-типроцентников" были приравнены дети колхозников и работников сельского хозяйства, направленные в вузы педагогические, медицинские, на специальности клубных работников, физкультуры и спорта, и отличники ПТУ без стажа 2 года (115). В 1984 г. были также резко увеличены льготы демобилизованным солдатам, с 1985 г. были введены документы на льготы "афганцам" и инвалидам, причем в инструктивном письме от 15.04.1985 ставились в пример некоторые вузы, где солдаты составили более трети приема и порицались те, где они составили менее 5%; их стали принимать на подготовительные отделения с сокращенным сроком и т.д. (116) С 1986 г. конкурс на вечерние и заочные отделения проводился сначала среди демобилизованных солдат, лиц со стажем 1 год и выпускников ПТУ по данной специальности, и лишь потом на оставшиеся места зачислялись по конкурсу остальные (117). Но некоторые меры были направлены на то, чтобы не оставить "за бортом" и лучших выпускников школ: 18 мая 1983 г. разрешено (и то же по инструктивному письму от 16.07.1984) участие в конкурсе в другие институты лиц, не прошедших в "июльские" (самые престижные) вузы, а вузам, не выполнившим план приема, разрешено принимать лиц, не прошедших в другие вузы (из сдававших одновременно и тот же набор экзаменов) (118), т.е. было восстановлено положение, отмененное летом 1972 г.

В средние специальные учебные заведения по новым правилам приема (от 13.01.1983) без экзаменов принимались: 1) имеющие похвальную грамоту и медаль после 8 классов, 2) выпускники ПТУ имеющие диплом с отличием, 3) имеющие грамоту за успехи по предметам, по которым проводятся экзамены, 4) с оценками "4" и "5", поступающие на дефицитные специальности; вне конкурса: 1) сироты после 8 класса, 2) демобилизованные по рекомендации воинских частей, 3) направленные предприятиями и колхозами, 4) все "стажники", 5) выпускники ПТУ с отличием - на родственные специальности без отрыва от производства (119). Причем на тех специальностях, куда подано свыше 5 заявлений на место, 60% приема отдавалось стажникам и 40 - поступающим в год окончания школы и ПТУ (120). Наметилась и еще одна тенденция: постановлением 18 июля 1983 г. предложено было провести эксперимент по подготовке специалистов со средним специальным образованием из выпускников ПТУ по сокращенным срокам (121), а постановление от 22 сентября 1983 г. предусматривало целевую подготовку в средних специальных учебных заведениях с внеконкурсным приемом лиц по направлениям предприятий (122). С 1986 г. за 4 дня до окончания срока приема заявлений разрешалось принимать без экзаменов выпускников ПТУ и школ без "троек" в аттестатах и всех, кто поступает на остродефицитные специальности (123).

С началом "перестройки" наиболее одиозные меры регулирования социального состава студентов стали немодны, и в правилах приема стала все более проявляться пришедшая им на смену идея "профориентированности". Высказывалась даже мысль о том, что "в ходе сопряженного развития средней и высшей школы процедуру приема в вузы в виде летней экзаменационной кампании сменит естественный переход учащегося с одной ступени обучения на другую на основе результатов длительной довузовской подготовки" (124). Правилами приема 1986 года система льгот была унифицирована: к конкурсным баллам, полученным на экзаменах стали добавляться и баллы, полученные на собеседовании, т.е. откровенно "социологизированные", но с примесью "профориентированности". Согласно типовому положению о собеседовании 3 балла полагалось: 1) имеющим почетные звания, 2) окончившим ПТУ и техникумы с отличием, включенным в число кандидатов в вуз или имеющим положенный стаж по родственной специальности (кроме здравоохранения и искусства), 3) имеющим среднее медицинское образование и стаж 3 года, 4) младшему медицинскому персоналу со стажем 2 года. До 3-х баллов разрешалось также давать лауреатам всесоюзных и республиканских конкурсов, олимпиад, ВДНХ, обладателям свидетельств на изобретения и не менее 3-х рацпредложений. 2 балла получали: 1) все демобилизованные солдаты, 2) все "стажники", 3) все направленные на дневные отделения (в т.ч. в вузы сельского хозяйства предприятиями на соответствующие специальности, в педвузы по рекомендациям педсоветов), 4) выпускники спецшкол без "троек" в аттестатах, 5) окончившие подготовительные школы при вузах, 6) призеры областных олимпиад. 1 балл давался за иные успехи, в т.ч. окончание подготовительных курсов, кружков при вузах и т.д. (125) Такой подход знаменовал некоторое смягчение прежних принципов социального отбора, поскольку впервые успехи в избранной специальности стали учитываться по крайней мере наравне с чисто социальной категорией "стажа".

Однако в следующем, 1987 г. внеконкурсный прием был восстановлен в прежнем виде. Конкурс же проводился раздельно среди "стажников" и "школьников" пропорционально их числу после экзаменов (при этом в "стажники" зачислялись демобилизованные солдаты, жители сельских местностей, поступающие на специальности сельского хозяйства, педагогические, физкультурные, библиотечные и культуры). При равенстве баллов очередность зачисления была установлена следующая: 1) проявившие склонность к избранной специальности, 2) солдаты, 3) имеющие более длительный стаж, 4) медалисты и окончившие ПТУ с отличием, 5) имеющие более высокие баллы по профильным предметам (126). По результатам приема за этот год констатировалось, что "социальный состав зачисленных в основном отвечает социальному составу советского общества" и что большие трудности испытывали медицинские вузы, которые не смогли заполнить места, предназначенные для лиц с 2-х летним стажем по специальности (около 60%) (127). Такое положение было, конечно, шагом назад, исправленным, впрочем, в следующем году. Правилами приема на 1988 г. (от 14.03.1988) внеконкурсный прием был сохранен только для "афганцев" и сирот (см. выше) и сохранен (только на 1989-1990 гг.) целевой прием для проживающих в сельской местности, поступающих на соответствующие специальности. При поступлении в медицинские вузы к младшему медицинскому персоналу со стажем 2 лет были приравнены школьники, окончившие УПК медицинского профиля и персонал вузов и НИИ, а до 30% разрешалось принимать и всех прочих. Раздельный конкурс был упразднен и отменены все другие привилегии, но при равенстве баллов на первое место были поставлены солдаты, на второе - проявившие склонность к специальности и наиболее к ней подготовленные, и на третье - "стажники" (128). В 1989 г. победители Всесоюзных школьных олимпиад стали зачисляться без экзаменов (129), а "профессионально-ориентированным" разрешили сдавать 1-2 предмета раньше срока экзаменов (130). Таким образом, "классовый подход" в деле комплектования учебных заведений был смягчен только в самые последние годы существования СССР, но и тогда не отменен полностью.

Важным средством воздействия на состав студентов было функционирование специальных заведений для натаскивания "пролетарских элементов" для поступления в вузы - пресловутых "рабфаков", существовавших с первых лет советской власти. В 1921-1927 гг., когда средняя школа еще не была "орабочена", подавляющее большинство взрослых рабочих и крестьян, а также основная масса их детей могла поступать в вузы только через рабфаки: в старших классах средней школы училось тогда менее 3% всех подростков этого происхождения. Среди учащихся школ II ступени (по данным 8 губерний РСФСР) дети рабочих составляли в 1926/27г. 24,8%, в 1927/28 - 31,0% (в отдельных школах - меньше, например, в Сретенской на Амуре - 19 и 24,3% соответственно) (131).

По идее своей рабфаки были предназначены исключительно для рабочих и крестьян, и небольшой процент служащих в их составе постепенно вытеснялся (так, в 1922 г. специальная комиссия исключила по всей стране с рабфаков 4016 чел. - около 17% за "непролетарское происхождение"; доля служащих на рабфаках неуклонно уменьшалась с 28% в 1919 до 8,1% в 1928 г. (см. табл. 55) (132). При этом на вечерних рабфаках процент рабочих составлял в 1925/25 учебном году 75, а в 1928/29 - 80,5. К концу восстановительного периода рабочие составляли на рабфаках 67%, наибольший процент (68,3) был достигнут в Москве в 1928 г. (133) Крестьян в первое десятилетие существования рабфаков было 23-28% (на дневных отделениях в 1923-1925 гг. 28%, в 1927-1929 гг. - 45-49%). В 1930 г. было решено довести процент рабочих на индустриальных рабфаках до 90, на сельскохозяйственных (вместе с крестьянами) - до 75, в прочих - до 70. В 1934/35 учебном году на дневных отделениях промышленных рабфаков рабочие составляли 60,8%, на вечерних - 78%, на рабфаках транспорта и связи - 66,2 и 76,5 соответственно (134).

Советские власти все время стремились повысить процент рабфаковцев в приеме, планируя довести его до 75%, но удалось это сделать не сразу. В 1921 г. он составил только 8,7%, но уже в 1923 - 43,3. (135) В 1925 г. среди принятых в вузы РСФСР рабфаковцы составляли: в технических - 66,3%, сельскохозяйственных - 36,7, в педагогических - 15,2, в социально-экономических - 50,0, в медицинских - 20,8, в художественных - 6,2%. В 1926-1927 гг. на рабфаках были введены выпускные испытания, и количество поступивших с них в вуз несколько снизилось (до менее 30%), но затем снова возросло. Реально в начале 30-х годов доля рабфаковцев в приеме составила в целом 40-50%, но основные технические и экономические вузы комплектовались рабфаковцами на 80-90%. Технические вузы с самого начала поглощали основная массу выпускников рабфаков: из всех рабфаковцев в них шли в 1921 г. 70%, в 1922 - 2160 чел. из 3576, в 1925 г. - более 50% (см. также табл. 56). Из принятых в эти вузы рабфаковцы составляли 32% в 1922 г., до 80% в 1924, 66,3% в 1925, 45,6% в 1926, 47,7% в 1927 и около 65% в 1935. Основные данные о рабфаках см. в табл. 57. (136)

За первый период своего существования рабфаки РСФСР выпустили свыше 43 тыс. чел. (по другим сведениям - свыше 47 тыс. чел.), из которых около 37 тыс. было принято в вузы. Только за 1926-1929 гг. в вузы поступило около 25 тыс. рабфаковцев. За 1931-1934 гг. рабфаки выпустили 198 тыс. чел., а приняли 785 тыс. чел. Однако следует заметить, что если до реорганизации в конце 20-х годов помимо рабфаков в вузы поступало 24,6% всех рабочих, то потом - 59%, а через рабфаки - 41% (137).

Перед войной рабфаки были упразднены (последний рабфак был закрыт 1 октября 1941 г.), но возродились в 1961 г. в виде "подготовительных отделений" (которые вследствие тождества функций стали в печати именовать по-прежнему - рабфаками). Первоначально по окончании подготовительных отделений надо было держать выпускной экзамен (он же и вступительный, так как рабфаковцы принимались на 1-й курс без экзаменов) и процентов 10-15 наиболее слабых отсеивалось. Для выпускников подготовительных отделений устанавливалась квота в плане приема - не менее 20% (но в ряде вузов - до 50%). Первый из возрожденых рабфаков был создан в ЛГУ в 1961 г., а постановление об их массовом развертывании принято 20.08.1969 г. Уже в первый год в вузовском приеме питомцы рабфаков должны были составить 20%. Из слушателей первого приема к выпускным экзаменам было допущено 87,7%, их которых в вузы принято 84,6%. Среди зачисленных рабочие составляли 62%, колхозники 23 и демобилизованные 15% (138). В дальнейшем численность рабфаков и процент их выпускников, принятых в вузы, постоянно возрастали:

Деятельности рабфаков придавалось огромное идеологическое значение: "Опыт показал, что лучший путь приведения социального состава студенчества в соответствие с социальной структурой общества - это расширение сети и улучшение качества работы подготовительных отделений". Было, между прочим, сразу же замечено, что в составе подготовительных отделений доля рабочих и колхозников постоянно снижается за счет демобилизованных (среди которых обычно был выше процент выходцев из интеллигенции). Так, в 1970-1974 гг. доля последних на подготовительном отделении Харьковского университета выросла с 21,1 до 37,6%, снизив долю рабочих с 67,7 до 51,1%. "Отсюда следует, что необходимо улучшить работу по подготовке в вузы непосредственно в производственных организациях" (139). Кое-кто прямо требовал избавить рабфаки от "случайных людей" (140). В некоторые республиках удельный вес рабочих был более высок (РСФСР 54,8%, Литва 64,3, Эстония 67,1), но в целом намечалась тенденция к его снижению. В виде исключения позже был разрешен доступ на подготовительные отделения некоторых категорий "служащих": медсестер и на подготовительные отделения при педагогических вузах - старших пионервожатых со стажем не менее 2-х лет (инструктивное письмо от 17.08.1982) (141), но в обоих случаях масштабы этого ограничивались 40% (142). С "перестройкой" эта тенденция усилилась, в 1987 г. на подготовительные отделения разрешено было принимать младший медицинский персонал и бухгалтеров, причем весь прием должен был осуществляться только по направлениям предприятий (инструктивное письмо от 2.09.1987) (143), а в 1989 г. - и некоторые другие категории служащих, в частности, педагогов и гидрометеорологов (144).

Учитывая, что при приеме на рабфаки в числе рабочих выходцы из интеллигенции не подвергались дискриминации, то при конкурсе на подготовительных отделениях 1,8 - 2 человека на место они, обладая, как правило, лучшей подготовкой, имели сравнительно больше шансов поступить. Кроме того, в ходе отсева (а он достигал вначале 22,7%) по той же причине отсеивались опять же по преимуществу выходцы из наименее культурных слоев. Неудивительно, что отсев пытались все время сократить, и к 1975 г. экзамены при выпуске с подготовительных отделений стали пустой формальностью, и в вуз поступали практически все, принятые на рабфаки. В смысле реальной подготовки подготовительные отделения, разумеется, ничего не давали, и их низкую эффективность в этом отношении, особенно в технических вузах, вынужденно признавали и советские авторы, справедливо отмечая, что 10 месяцев явно недостаточно, чтобы восполнить пробелы в знаниях (145).

Деятельность рабфаков существенно повлияла на состав студентов. Как с удовлетворением отмечали советского авторы, если до их создания "число рабочих и сельской молодежи составляло примерно треть учащихся, то с их организацией количество производственной молодежи повысилось, так как для нее отводилось еще около 20% от общего плана приема на дневное обучение". (Так в Уральском политехническом институте в 1968 г. ее было принято 38,4%, а в 1972 г., когда подготовительные отделения уже регулярно выполняли свои функции, - 53,3%; в Свердловской области в 1973/74 г. из 17,3% "стажников" 10% поступили через рабфаки, причем 21% в сельскохозяйственный и 17% в политехнический институты. (146)) К 1985 г. на подготовительные отделения вечерней и заочной формы планировалось принимать 56,7 тыс. чел. против 2,6 в 1980 г. (147) До самого конца рабфаки представляли основной канал "орабочивания" высшей школы и наиболее серьезный инструмент политики властей в области социальной мобильности. Даже в 1987 г. на подготовительные отделения приходилось 7,9% приема в вузы (51,8 тыс. чел.) (148).

Немаловажное значение для состава студентов имела и ориентация на высшее образование, поскольку весьма существенно, насколько сами заинтересованные лица (представители образованного слоя) намерены были противостоять мерам властей по ограничению их самовоспроизводства. Естественно, что выходцы из интеллигентской среды на всех этапах получения образование учились в среднем с большим успехом и проявляли наибольшее желание продолжать образование. Не раз отмечалось, что ведущая роль в ориентации на образование принадлежала матерям. Среди детей, хорошо подготовленных к школе, 47,4% имели матерей с высшим образованием, 32,9 со средним, и только 7,9 % с начальным и ниже. В интеллигентских семьях родители значительно чаще желали видеть своих детей специалистами. По данным опроса 1964 г. желание видеть детей специалистами выразили 100% интеллигенции, 86,3% рабочих и 55,6% колхозников (149), по данным других исследований - 75-80% (см. табл. 58 (150) и 61 (151)); хотя такое желание не обязательно касалось конкретной специальности (152).

В 1964 г. дети рабочих составляли в 1-м классе 70%, в 8-м - 60, в 9-м - 55 и в 11-м - 44,2%. Причем из тех, кто дошел до 8 класса, окончить школу намеревались 27,7%, пойти в техникум - 32,9, в ПТУ или на работу 36,8%. Среди детей интеллигенции - соответственно 54,6 и 40,9%, и только один собирался в ПТУ (153). В конце 60-х годов хотели стать специалистами 71% детей интеллигенции, 60% детей рабочих промышленности и строительства, 36% детей рабочих сферы обслуживания и практически никто из колхозников (154). Реально в вуз поступали 60-75% детей специалистов и 25% детей рабочих (см. табл. 59) (155).

Ориентация на высшее образования существенно зависела от соотношения выпусков из средних школ и количества мест в вузах. Начиная с 1965 г. темпы выпуска из школ превышали темпы приема в вузы, и шансы на получение высшего образования уменьшались. Если в 1928 г. в вуз поступало 9 из 10 выпускников школы, то в 1940 - 5, в 1950 - 8, в 1960 - 2,5, а в 1972 - чуть менее 2 (156). В 1940 г. 303 тыс. выпуска из школ приходилось на 263 тыс. приема в вузы, в 1953 - 579 на 431, в 1955 - 1247 на 461 (157). В целом в 1960-1976 гг. в вузы поступило 38% выпускников средней школы. В 1976 г. вузы могли принять не более 1/4 выпуска школ или 1/3 дневных, техникумы - 1/5 выпуска школ. Поэтому в Сибири, например, уже в середине 60-х годов привлекательность многих профессий, требующих высшего образования, понизилась (158). В 1983 г. из 4272, 3 тыс. закончивших полную среднюю школу в вуз в том же году поступило 470,9 тыс. или 11% (всего принято 1075,7 тыс.). Вообще, если в 1960-х годах в вуз после 10 класса собирались поступать 80-90% учащихся, то в 1973 - только 46%. В 1965 г. заявления в вузы подали 80% выпускников, в 1970 - 50, в 1975 - 40 и в 1980 - 34% (причем из непоступивших 80% не выдержало экзаменов и только 20 не прошло по конкурсу) (159). В Москве при этом на вуз ориентировалось в 1980 г. 81,3% выпускников (причем около 60% из них - по желанию родителей), а идти на производство пожелали только 4,1%. Поступило из желавших в вуз 60% (по стране - 14,6, по РСФСР - 18,9) (160). Из непоступивших 32,6% поступило работать в НИИ, 15,2% - в вузы и техникумы, 29,9 - в другие учреждения. На производство пошло только 17,4% (161). В целом соотношение между выпуском дневных школ и приемом в дневные вузы изменялось так:

Распределение выпускников школы выглядело следующим образом:

Социальный состав 1-х и 8-х классов к 1973 г. был почти одинаков: 58,2 и 59,1% детей рабочих, 15,8 и 15,8 - колхозников и 26 и 25,1 служащих (в 1975 г. в населении они составляли 60,9, 17,1 и 22% соответственно). Но в 10 классе детей рабочих было 49,5%, колхозников 14,4 и служащих 36,1%. Ориентация на образование выходцев из семей разного типа по всем исследованиям сильно различалась (см. табл. 60, 61, 62, 63, 64) (162), причем из тех, чьи отцы имели высшее образование, были ориентированы на вуз в 76,9% случаев (163). Вообще ориентация на получение высшего образования среди детей интеллигенции обычно составляла не менее 3/4 (164). Кроме того, на вуз ориентировалась и часть выпускников техникумов. В Горьком, например, в 1969 г. таковых было около 45%, причем около 1/4 их них собирались поступить сразу же после окончания техникума (наиболее ориентированы на вуз поступившие после 8 класса). Однако доля выпускников техникумов среди принятых в вуз постепенно снижалась (165). Различий по происхождению в данном случае почти не просматривается, но так как в самих техникумах преобладали выходцы из рабочих, то в целом это способствовало уменьшению их доли в вузах. Но в ряде вузов (особенно заочных) доля выпускников техникумов оставалась достаточно высокой: из принятых, например, в ВЗПТИ в 1975 г. выпускники техникумов составляли 36%, в 1981 - 54, а на некоторых факультетах - до 74% (166).

С ориентацией на образование тесно была связана и проблема подготовки. Естественно, что лучше всего были подготовлены к поступлению в вуз выпускники дневных общеобразовательных школ и особенно - разного рода спецшкол (языковых, математических и других), которые помимо профессионального "уклона" обычно отличались еще и повышенным качеством общего образования. Однако социальный состав этих элитных учебных заведений заметно отличался от обычных (здесь 58,5% детей служащих, 34,2 рабочих и 6,1 колхозников против 32,5, 50,5 и 15,3 в обычных), что всегда вызывало крайнюю неприязнь к ним со стороны ревнителей "социальной справедливости". Отмечалось, в частности, что к факторам, действующим в противоположном направлении, чем то, которое воплощают подготовительные отделения, раздельные конкурсы и льготы сельчанам, относятся уровень подготовки в ПТУ и школах (особенно сельских), условия в семье и особенно существование спецшкол, где "состав учащихся весьма специфичен, тогда как получаемая в них подготовка дает существенные преимущества", почему и требуется "изучить сложившуюся сеть и практику комплектования спецшкол" (167). Особо подчеркивалось, как важно принимать в вузы из техникумов, вечерних и заочных школ: "через эти каналы вуз получает пополнение, пусть небольшое, но именно из семей рабочих и служащих-неспециалистов" (168). С начала 70-х годов проявилась тенденция к свертыванию спецшкол вплоть до полного их упразднения. Только с 1971/72 по 1973/74 учебные годы их число сократилось с 608 до 542. Любопытно, что в связи с пресловутой "реформой школы" за увеличение доли ПТУ высказывались чаще преподаватели школ и ПТУ, учащиеся ПТУ и служащие (169), реже всего - учащиеся школ и, особенно, спецшкол (см. табл. 65) (170).

Еще одним фактором, влиявшим на формирование студенческого контингента, всегда было репетиторство (опросы в Свердловске в 1973/74 г. 1483 студентов 1-го курса и 1370 выпускного и в 1976/77 г. 1180 студентов выпускного курса показали, что репетиторами пользовались 9,5%, причем 1/4 поступавших в университет и 1/5 - в медицинский институт) (171), также носящее ярко выраженный социальной характер. По некоторые данным (Харьков, 60-70-е годы) репетиторами пользовалась 1/7 абитуриентов, но при этом 69,2% из них - дети специалистов, 20 - служащих , 10,7 - рабочих и 0,1 - колхозников (172). Но и в целом выходцы из интеллигенции были обычно подготовлены лучше. Наблюдалась, в частности, прямая зависимость между успеваемостью (оценками) школьников и наличием у их родителей высшего образования (%) (173):

Выяснилось, что средний балл аттестата, введенный для участия в конкурсе баллов на экзаменах, не препятствует поступлению в вузы выходцев из образованного слоя, поскольку выше, чем у детей рабочих и крестьян: у детей специалистов он составлял 4,2-4,3, у детей служащих - 3,8-4,0 и у детей рабочих и крестьян - 3,5-3,6 (174). Среди абитуриентов высокие оценки аттестата имели 87,1% детей служащих и 79,3% - рабочих. Этот разрыв увеличивался на экзаменах: на 4 и 5 сдали вступительные экзамены 80,1% выходцев из служащих и 69% выходцев из рабочих (175) (почему социологи, озабоченные "стиранием граней" отнеслись к введению "среднего балла" довольно холодно).

Наконец, важнейшим фактором являлся сам конкурс, который всегда сильно варьировался по разным вузам (иногда отличаясь десятикратно), но в большинстве случае не превышая в 60-х годах 2 с небольшим человек на место (176). С 1970 по 1977 г. в целом конкурс в вузы упал с 243 до 225 на 100 мест, в т.ч. на дневное отделение с 269 до 245 (при этом для промышленных вузов эти показатели составили 232 и 203, транспортных - 235 и 228, связи - 212 и 196, но здравоохранения - 278 и 302, физкультуры и спорта - 218 и 227, искусства - 319 и 407) - в это время прием рос быстрее, чем число абитуриентов. Соотношение между вузом, техникумом и ПТУ, составлявшее в 1965 г. 1:1,3:1,4, в 1976 выглядело как 1:1,4:2,3 (177). За 70-е годы конкурс в вузы в среднем снизился более чем на 20%. Когда в 1969 г. подготовительным отделениям было отдано 20% приема, ожидалось, что на столько же увеличится и конкурс, однако он, против ожидаемого, снизился вдвое (178). Причем отмечалось, что массовых повторных попыток поступления в вуз не наблюдается (по материалам Эстонии и Литвы на рубеже 70-80-х таковые составили, в частности, менее 1/10, а третью попытку совершали лишь несколько процентов) (179).

Однако этот прискорбный (с точки зрения качества подготовки специалистов) факт в советском обществе рассматривался на самом высоком уровне как...положительный. Сам министр высшего образования Елютин на собрании актива учебных заведений говорил: "Дело в том, что условия работы высшей школы в 60-70-х гг. свели мероприятия по комплектованию студенчества к исключительно придирчивому отбору лучших претендентов. Теперь условия коренным образом изменились. В этом году, например, снижение конкурса ощутили даже традиционно популярные вузы. И это явление мы обязаны рассматривать не с ведомственных, а с общегосударственных позиций - как знаменующее собой прогресс в расширении доступности высшего образования" (180). Это высказывание объяснялось, впрочем, традиционной социальной задачей, потому что социальный состав студентов обнаруживает прямую зависимость от высоты конкурса - доля выходцев из образованного слоя обычно относительно выше в тех вузах, где был выше конкурс (см. табл. 66) (181). Между тем конкурс снижался и в 80-е годы (182). В 1983 г. на дневные отделения было подано 1176 тыс. заявлений (182 на 100 мест), в 1984 - 1149 (180 на 100), выдержало экзамены 60% (принято 638,5 тыс.), среди которых 20% "стажников" и 10% отличников (183). Несколько вырос он только с началом "перестройки": в 1987 г. было подано 1288 тыс. заявлений (198,6 на 100), принято 651,3 тыс., в т.ч. медалистов и отличников - 12,7% (184).

Результатом описанной выше политики стало коренное изменение социального состава студенческого контингента. В истории этих изменений можно выделить несколько основных этапов: 1) от революции до 1928 г. (когда советская власть взялась решать вопрос комплектования учебных заведений наиболее радикальным образом), 2) от начала 1-й пятилетки до войны, 3) послевоенный период до второй половины 50-х годов, 4) конец 50-х - 80-е годы. Следует иметь в виду, что советская статистика учитывала под понятиями "рабочих", "крестьян", и т.д. как лиц соответствующего социального положения, так и их детей, только что окончивших средние учебные заведения. Социальное происхождение, как правило, известно только в отношении студенческого контингента послевоенного периода, когда проводились специальные исследования.

Первые несколько лет социальный состав студенчества не отличался существенно от дореволюционного, так как продолжали учиться и выпускались лица, поступившие в вузы в 1914-1917 гг (185). Но приемы уже первого десятилетия советской власти сильно изменили картину. По всем вузам на 1-й курс было принято (%) (186):

Относительно больше (до 60% и более) при этом служащих и прочих было принято в университеты, социально-экономические и художественные вузы (см. табл. 67) (187).

"Классовый" прием довольно скоро сказался на социальном составе всего студенческого контингента. По всем вузам РСФСР социальный состав студентов изменялся так (188):

На Украине, где до окончания гражданской войны, "орабочивания" высшей школы практически не проводилось, после ее окончания доля представителей образованного слоя еще составляла свыше 90%, но к 1925 г. опустилась до 63%. Вообще же в первой половине 20-х годов их среди студентов еще было свыше половины, в 1925 г. по всем вузам страны их удельный вес составил 59,1% (189), во второй же половине 20-х они стали составлять, как правило, меньшинство (190). Что касается социального происхождения, то во всех высших и средних специальных учебных заведениях доля детей рабочих и крестьян выросла с 49,4% в 1921-1922 гг. до 55,9% в конце восстановительного периода (191).

С 1928 г. социальной состав приема в вузы стал меняться еще более резко. Процент только рабочих (без крестьян) в приеме в 1926-1929 гг. рос так: 40,0 - 42,7 - 49,8 - 60,0 (192). Во втузы Москвы в 1929 г. их было принято 67,7%, по всем втузам страны в 1930 г. - 76%, причем в отдельные институты еще больше (например, в МММИ 85,5%). По вузам Наркомтяжпрома прием рабочих в 1928-1932 гг. составлял 65-75% (см. табл. 68) (193). В 1933 г. процент "служащих" в приеме на дневные отделения опустился ниже четверти (см. табл. 69) (194), представители интеллигенции могли, как правило, поступать на учебу лишь без отрыва от производства (под "служащими" на этих отделениях учтены почти исключительно дети интеллигенции, поступившие работать, чтобы получить возможность получить образование).

Соответственно изменился и состав всего студенческого контингента. Данные различных источников хотя несколько разнятся, но в целом рисуют вполне однозначную картину. В 1928 г. среди студентов вузов доля представителей образованного слоя составила 48,9%, техникумов - 42,9%, в 1930 г. - 30 и 34,2% соответственно (195). В конце 20-х годов представители особо дискриминируемых сословий (дворянства, духовенства и купечества) были представлены в вузах 0,3% и в техникумах - 0,8% (196). В индустриальных вузах к началу 1-й пятилетки рабочих было 38,3%, крестьян 14,6, служащих и прочих 47,1% (197), а уже в 1931 г. рабочих во втузах числилось свыше 75% (198). Уменьшение доли представителей интеллигенции вызвано было в эти годы помимо дискриминации еще и тем обстоятельством, что именно тогда прием увеличился в 3-4 раза, и числа ее детей, желающих и могущих по возрасту поступить в вуз, все равно не хватило бы для того, чтобы составить прежний процент в резко увеличившемся приеме. В целом за годы 1-й пятилетки "служащие и прочие" составили в составе студентов от примерно половины в 1928 до менее, чем трети в 1933 г. (см. табл. 70-71) (199).

С введением в 1932 г. вступительных экзаменов и ослаблением "классового подхода" с середины 30-х годов доля представителей интеллигенции среди студентов снова начала возрастать, но теперь это была уже новая советского интеллигенции - дети тех, кто сам в начале 20-х годов поступал как представитель рабочих и крестьян. К этому времени в силу демографических причин абитуриентов из лиц этой категории стало уже довольно много, и их число продолжало расти. В 1932-1936 гг. удельный вес рабочих снизился даже во втузах с 65,2 до 38,7% (крестьян - почти не изменился: 6,5 и 6,6%) (200). Во всех вузах служащие и прочие составили 34,7% в 1931 г. и 44,4 в 1938 г., в техникумах - 23,8 и 18,6% соответственно (см. табл. 72-73) (201). На территориях, вновь присоединенных в 1939-1940 гг. за короткое предвоенное время произошел тот же процесс, что и на основной части страны за 1917-1930 гг. (202)

Послевоенный период характеризуется дальнейшим ослаблением тенденции "классового комплектования" вузов, что было связано со значительным ростом среди абитуриентов детей уже советской интеллигенции. Само отсутствие данных о социальном составе студентов за 40-50-е годы в советских публикациях свидетельствует о том, что он в эти годы мало соответствовал желаемому. Зато потом эта проблема стала чрезвычайно беспокоить советских обществоведов (особенно с конца 60-х - начала 70-х годов) и, как следствие, появилось множество публикаций данных, причем не только официальной статистики, но и полученных в ходе специальных исследований, где выяснялось именно происхождение студентов, т.е. положение их родителей (а не "состав" по принципу вузовской отчетности: "рабочих и детей рабочих" и т.д.). Исследований, впрочем было не так много, как публикаций, и большинство ссылок делалось на одни и те же исследования по Свердловской области, Харькову, Минску, Костроме, Киргизии, Ленинграду и данным межрегионального исследования 1977-1978 гг. Обращает на себя внимание, что итоговые данные по всей стране - по всем видам обучения и типам вузов (как по приему, так и всему составу студентов) в открытых публикациях практически отсутствовали (203). Те данные, которые можно привести (см. также табл. 74, 75, 76) (204), свидетельствуют, что доля представителей образованного слоя в приеме на 1-й курс после резкого падения в 1958-59 гг. (результат постановления 1958 г. о преимущественном приеме "производственников") несколько поднялась к концу 60-х годов (не достигая, впрочем половины), но затем неуклонно снижалась, опускаясь иногда ниже 40%. По вузовской отчетности прием во все вузы страны на дневное отделение выглядел так (205):

По данным межрегионального исследования доля интеллигенции в приеме (по вузовской отчетности) во все вузы на все отделения по всем исследованным регионам выглядела более значительной, но полностью подтверждала указанную тенденцию (206):

Сведения по отдельным учебным заведениям и регионам не противоречат общей картине: в середине 60-х годов доля представителей интеллигенции еще составляет кое-где свыше половины, в 70-е она уже везде меньше 50% (207). По вузам РСФСР доля представителей образованного слоя в приеме на дневное отделение (по вузовской отчетности) выглядела еще немного более значительной, но также в рамках тенденции к снижению (208):

Данные о происхождении принятых на 1-й курс отличаются несколько более высокой долей выходцев из интеллигенции, чем доля ее в социальном составе по данным вузовской отчетности (что естественно, т.к. часть детей интеллигенции поступала после армии или как "производственники") - она даже в наиболее "рабочих" регионах (Свердловская область) составляла до 1958 г. до 60% и более, а в 60-х годах колебалась на уровне 50% (209), в ряде же регионов даже превышала 50% (210) (см. табл. 80) (211). Интересно, что происхождение по матери дало сильно отличающуюся картину приема, особенно заметную среди группы "из служащих", где разница между происхождением по отцу и по матери составила от 18 (1969 г.) до 28% (1973 г.) (см. табл. 81) (212). Влияние социального положения матери на "замедление темпов роста доли детей рабочих в вузовских контингентах" признавалось, кстати, советскими авторами. Вообще же доля родителей студентов с высшим и средним специальным образованием более чем втрое превышала долю этой группы в населении страны (см. табл. 82) (213).

В ходе учебы состав студентов несколько менялся, так как отсев происходил в большей мере за счет выходцев из менее образованных слоев населения (214). Это явление заметно уже в школе и между абитуриентами и студентами 1-го курса. Несмотря на явную дискриминацию при приеме, доля выходцев из образованной среды во всем контингенте студентов обычно бывает выше, чем среди студентов 1-го курса (см. табл. 83, 84, 85, 86) (215). Наиболее интересны данные о составе всего студенческого контингента по крупным регионам согласно вузовской отчетности. На дневных отделениях вузов РСФСР "служащие" составляли в 1959 г. на 1-м курсе 46,2% (среди всех студентов 65,8), в 1968 г. - 49,6, в 1977 г. - 43,0 (среди всех студентов 53,0), в вузах Казахстана в 1970 - 1975 гг. - 43-41% (см. табл. 87-88) (216), составляя в населении в 1959 г. 18,8%, в 1977 - 23%. Имеются также сведения о социальном составе студентов ряда городов, регионов и отдельных учебных заведений, которые также свидетельствуют, что доля "служащих" обычно немного меньше половины, повышаясь в ряде случаев до 60% и выше только в университетах и вузах искусств (см. табл. 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96) (217).

В ряде случаев приводились данные и о происхождении студентов ряда учебных заведений. По некоторым сведениям в 1966 г. в гуманитарных вузах выходцев из рабочих и крестьян было более 50%, инженерно-технических - 60-65, сельскохозяйственных - еще больше (218); в вузах искусства преобладали выходцы из служащих - до 60-80% (см. также табл. 97-98) (219). В 1973-1975 гг. по выборке вузов Москвы, Ленинграда, Киева, Казани, Саратова и Воронежа выходцев из служащих оказалось 36,7%, из рабочих -15,5 и крестьян - 6,2%, остальные происходили из смешанных семей (220). В 1967 г. из студентов всех средних специальных учебных заведений Свердловской области 20,2% происходили из служащих и еще 6,2% из "прочих", но при этом из студентов средних специальных учебных заведений искусства - 68,9 и 4,5% соответственно (221).

Весомый вклад в дело "улучшения социального состава студенчества" вносили так называемые заводы-втузы и ряд вечерне-заочных институтов (222), предъявлявших минимальные требования к качеству обучения, но зато (и именно поэтому) отличавшиеся особенно "ценным" составом студентов. Советские авторы, ратуя за всемерное развитие этих заведений, подчеркивали, что в отличие от обычных вузов "здесь картина иная - на рабочих и детей рабочих приходится 60-65% всего контингента принятых" (223). В частности, из выпускников вечернего факультета Московского института нефтехимической и газовой промышленности в Альметьевске более 60% происходили из семей рабочих и крестьян, причем около 25% считали, что это был их единственный шанс получить высшее образование, а треть - что обучение в дневном вузе было для них маловероятно (224). Правда, и отсев из таких вузов был наивысший. В целом только 40% "вечерников" и 32,6 "заочников" заканчивали вузы в предусмотренный срок, отсев составлял 29,4 и 39% соответственно. Отмечалось, что особенно благоприятным составом отличаются политехнические и педагогические вузы: "Рост числа технических вузов и обучающихся в них студентов ускоряет тенденцию к расширению социальной базы интеллигенции и способствует движению общества к социальной однородности. В русле этой тенденции находилось и педагогическое образование" (225).

Надо сказать, что, несмотря на очевидные успехи своей политики, коммунистическим властям не удалось полностью достичь желанного результата - приведения социального состава студенческого контингента в точное соответствие с составом населения страны. Поэтому озабоченным этой проблемой идеологам "социальной однородности" приходилось искать какие-то оправдания неполного соответствия реальности теоретическим постулатам, а работники вузов (которые отвечали за контрольные цифры состава студентов) стремились выдать желаемое за действительное, при малейшей возможности завышая (и так немалые) цифры "рабочих и крестьян". Поседнему способствовала как сама система статистической отчетности (226), так и то, что при определении происхождения при поступлении в вуз представители ряда профессиональных групп, относимые статистикой к "служащим", часто записывались как "рабочие" (227). В теоретических же работах, призванных продемонстрировать успехи в деле "стирания граней" вопрос о происхождения иногда совершенно запутывался (228), а нежелательные данные, полученные в ходе исследований, обычно старались не афишировать или подать под нужным углом зрения (229).

В целом можно констатировать, что в результате мер, предпринятых советской властью, доля студентов - выходцев из образованных слоев, составлявшая первые два-три года после революции еще свыше 2/3, стала стремительно снижаться. Уже в 1923 г. в приеме на 1-й курс их было меньше половины. В конце 20-х - начале 30-х годов выходцев из интеллигенции среди студентов вузов насчитывалось не более 20-30% (в ряде вузов, особенно технических, - иногда и менее 10%), среди учащихся техникумов - 10-15%. При этом на дневных отделениях доля их была вдвое-втрое ниже, чем на вечерних и заочных. В конце 30-х годов в силу упоминавшихся причин процент выходцев из образованного слоя повысился до 40 с небольшим, в 40-50-х годах составлял до 50-60, но затем, с введением новых льгот "производственникам" и "вторым рождением" рабфаков, вновь упал до 40-45% и в 70-е годы обычно не поднимался выше 50%. Среди принятых на 1-й курс с конца 60-х до конца 70-х годов доля выходцев из интеллигенции упала почти на 10 пунктов (с примерно 55 до примерно 45%). Среди выпускников средних специальных учебных заведений, замещавших основную массу должностей ИТР и других массовых интеллигентских профессий, выходцев из интеллигенции было в среднем не более 20%.

В значительной мере советский интеллектуальный слой пополнялся вообще помимо учебных заведений - путем непосредственного введения в его состав "передовых рабочих и крестьян", так называемых "выдвиженцев". На 31.08.1918 г. (по 32 губерниям) различные должности в государственном управлении и общественных организациях уже занимали 24193 рабочих. За 1918-1921 гг. только на командные технические должности на производстве было назначено более 3,5 тыс. рабочих и 2 тыс. крестьян (230). В 1923 г. по 30 губерниям было "выдвинуто" 568 чел. (231), в 1924- 3096, в 1925 - 7454, в I квартале 1926 г. - 529, а всего за это время - 11647 чел. (за период 1923-1927 гг. - 25,6 тыс. чел. ). К 1930 г. выдвиженцев насчитывалось 340-370 тысяч, от ХV съезда КПСС до мая 1930 г. выдвинуто было еще около 100 тыс. (232)

Новый импульс "выдвиженчеству" дала знаменитая "чистка" государственного аппарата, решение о которой, было принято в 1929 г. Если до этого в государственный аппарат выдвигались одиночки, то в ходе нее - десятки и сотни человек (см. табл. 105); в 1930 г. это могла быть сразу целая бригада в несколько десятков чел. (в Наркомфин РСФСР, например, сразу 30 чел.), которая и начинала "перестраивать работу" в учреждении. Как взахлеб писала тогда пресса (например, некий рабочий завода им.Фрунзе в "Правде"): "Лучше, во много раз лучше работают в учреждениях наши токари и слесари... Лучше, чем вычищенные чинуши, кичившиеся своими знаниями "специалисты". "Выдвиженец" не мог быть уволен ранее года, сколь бы неспособен он ни оказался, - его особо защищало законодательство (постановление 16 марта 1930 г. "О выдвижении рабочих и массовом рабочем контроле над советским аппаратом"). В результате "чистки" в государственный аппарат влилось свыше 12 тыс. "выдвиженцев" (в некоторые публикациях эту цифру путают с общей - 100 тыс.), причем Орджоникидзе на ХVI съезде КПСС сокрушался, что потребные еще 200-300 тыс. невозможно взять с фабрик и заводов без того, чтобы не лишить их квалифицированной рабочей силы (233).

К концу 1-й пятилетки насчитывалось более 700 тыс. выдвиженцев (в т.ч. в промышленности, сельском хозяйстве и транспорте 500 тыс.) (234), а всего за это время было "выдвинуто" 0,8-0,9 млн. (при общей численности интеллигенции 4-5 млн.) (235). Неудивительно, что в это время среди специалистов, занятых в народном хозяйстве, насчитывалось 1371,1 тыс. "практиков" (236), которыми были заменены уволенные в ходе "чистки" дипломированные специалисты из старой интеллигенции.

Выдвиженчество, хотя и лишенное затем рекламы, широко бытовало и в дальнейшем . В составе советского интеллектуального слоя всегда была значительной доля т.н. "практиков"- лиц, занимающих интеллигентские должности без соответствующего образования (237). В 1941 г. на 1000 рабочих приходилось 110 ИТР, из которых 19,7% составляли инженеры, 23,3 техники и 67 - "практики" (238). В 1956 г. среди ИТР промышленных предприятий "практиков" насчитывалось 57%, много было их даже в проектных учреждениях (например, в НИИ "Южгипрошахт" -17%, "Кривбаспроекте" - около 60, в Запорожском облпроекте из 198 проектировщиков не имели специального образования 111) (239). В 1964 г. на 100 ИТР приходилось 17 инженеров, 48 техников и 35 "практиков" (если же учесть, что многие инженеры и техники работали в качестве рабочих, доля "практиков" на инженерных должностях увеличится до 45%) (240). К 1977 г. не имели специального образования 30% мастеров (241), в целом же доля "практиков" упала до 9,8% против около 33% в 1960 г. (242)

Существованию категории "практиков" придавалось важное идеологическое значение, и даже в конце 70-х годов, казалось бы, объективно негативный факт занятия интеллигентских должностей людьми без специального образования подавался как важное завоевание, демонстрирующее существо советского общества в его движении к "стиранию граней" и "социальной однородности". Если некоторые авторы, отмечая, что, хотя о недостатке ИТР в целом говорить не приходится, даже среди руководителей предприятий только 2/3 в 1977 г. имели высшее образование, осмеливались предполагать, что, "пришла пора, когда должности инженеров (так же, как и врачей, юристов, учителей, работников науки) могут и должны замещаться только дипломированными специалистами", то виднейшие советские философы прямо выступали за сохранение и увеличения числа "практиков", считая их такими же "выдвиженцами", как и в 20-х годах и подчеркивая, что "в действительности выдвижение "практиков" составляет специфически социалистический путь постоянного пополнения рядов советской интеллигенции" (243). И надо признать, что этот подход как раз наиболее правильно выражал сущность кадровой политики социализма: "Крайне вредна точка зрения, будто "практики" уже изжили себя. Сторонники подобного взгляда не могут или не хотят понять, что "практики" в такой же мере не могут изжить себя, в какой не могут быть изжиты основы социалистических общественных отношений, народовластие. Именно из самой сущности, самой природы социализма вытекает необходимость выдвижения наиболее талантливых, организованных и деловых представителей рабочего класса и колхозного крестьянства на ответственную хозяйственную и партийную работу. Целесообразность выдвижения они доказали повседневной трудовой деятельностью, отрицать это - значит отрицать одно из коренных преимуществ социализма перед капитализмом" (244). "Есть все основания утверждать, что категория практиков прямо вытекает из существа социалистических общественных отношений" (245), что их существование обусловлено "ведущей ролью рабочего класса в решении всех вопросов развития социализма, в т.ч. и развития интеллигенции" (246). Правда, выясняется, что "выдвинутые передовые рабочие" - это зачастую студенты-заочники, и их "выдвижение" означает просто полагающийся по закону перевод на инженерные должности после 3-го курса (247).

<-- НАЗАД ПО ТЕКСТУ ВПЕРЁД -->

К ОГЛАВЛЕНИЮ КНИГИ